Я не такой нежный цветок, каким он хочет меня видеть.

— Если ты выйдешь замуж, твой муж сможет принимать решения от твоего имени как единственный акционер, а я смогу спокойно умереть, зная, что две самые важные вещи в моей жизни остались в надежных руках. В руках семьи.

У меня болит грудь от того, как быстро бьется сердце, и такое ощущение, будто вокруг черепа натянули резиновую ленту. Но, несмотря на все это, я понимаю, что вот он. Тот момент, когда я могу рассказать ему об Эйдане. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь взять себя в руки.

— Вообще-то у меня есть кое…

Прежде чем я успеваю закончить фразу, он начинает кашлять. И кашляет. И кашляет. Звук громкий и отдается в его больных легких, прежде чем сорваться с его губ. Внезапно он отпускает мои руки.

Я смотрю, как он сгибается пополам, пока у него не начинают слезиться глаза. Он достает из кармана носовой платок, и красные пятна, проступающие сквозь ткань, заставляют меня проглатывать слова, как желчь, позволяя им обжигать горло, а не отравлять воздух. Я не могу рассказать ему об Эйдане прямо сейчас. Не могу разочаровать его выбором, которого он никогда бы не хотел для меня. Не сейчас, не когда он в таком состоянии.

Мои ноздри раздуваются, отчаяние охватывает меня, когда я наблюдаю, как мой отец борется со своей болью, прося о последней услуге.

Но как он может просить меня об этом?

Как я могу отказать?

Он медленно вытирает рот, и одинокая слезинка скатывается по его лицу и падает на клочковатую бороду, которая только начала отрастать, когда он вернулся домой из хосписа и навсегда прекратил лечение.

При любых других обстоятельствах его волосы были бы признаком надежды, стойкости. Теперь это просто еще одно напоминание о том, что его дни сочтены.

— Пожалуйста, — шепчет он, его голос слаб.

В моей голове вспыхивает мысль, растекаясь по мозгу, как кислота. Вот почему он хотел, чтобы я встретилась с этим человеком за ужином. Он занимался сватовством.

Предательство оседает у меня на языке, как порошок. Все это время, все эти годы я кивала и соглашалась на все, о чем бы он ни просил, я, как хорошая маленькая девочка, посещала все школы-интернаты и курсы этикета, и никогда не перечила. Я поступила в колледж и получила «респектабельную» специальность, вместо того чтобы получить степень бакалавра изобразительных искусств в области фотографии, как мне хотелось.

А когда он заболел, я, не раздумывая, помчалась домой, зная, что у меня еще будет время разобраться в своей собственной жизни, потом.

Потом.

Он умирает, напоминаю я себе.

Я поднимаю взгляд, смотрю ему в лицо, ощущая тяжесть того, чего он от меня требует, словно весь мир свалился мне на плечи.

Он избегает моего взгляда, и я знаю, что ему тяжело находиться в таком состоянии передо мной. Он всегда был для меня опорой, и я обязана поступить также.

Я обязана ему всем.

— Хорошо, Баба. Как пожелаешь.

4. ДЖУЛИАН

Я стискиваю челюсти, подслушивая под дверью разговор Ясмин и ее отца. Я не удивлен, услышав, что Али говорит, что ей нужно выйти замуж, поскольку я уже знал, что это произойдет, но внутри меня всё равно разгорается огонь.

Честно говоря, я немного оскорблен тем, что он не додумался предложить мне жениться на Ясмин. Полагаю, это связано с нашей разницей в возрасте или с тем фактом, что он «видит во мне сына». Но есть мысль, которая укоренилась с тех пор, как я узнал, что он приводил женихов, которая шепчет, что, возможно, как и все остальные, он не считает меня достаточно достойным.

У меня в груди щемит от этой мысли.

Это неважно.

У меня еще есть время подрезать ниточки и переставить их, пока марионетки не будут двигаться так, как мне нравится. Как только Али умрет, у меня не будет нужды в принцессе, которая думает, что кровь, текущая в ее жилах, и деньги, на которых ей посчастливилось вырасти, делают ее лучше всех остальных.

Мое сердце подскакивает к горлу, когда из-за тяжелой деревянной двери раздается кашель, и в тот же момент телефон вибрирует у меня в кармане, заставляя меня отшатнуться.

Сделав глубокий вдох, я качаю головой и достаю сотовый.

Отворачиваюсь от того места, где подслушивал, и иду по дорогому мраморному холлу, украшенному огромными картинами Клода Моне и Ван Гога и освещенному тусклыми лампочками за тысячу долларов. То, что они висят здесь, — банальность, но такова их цель. Это известные произведения искусства, которые узнает даже непрофессионал. На самом деле, всё, что здесь есть — роскошная обстановка и блеск денег — это шоу.

Но мне нравится сниматься в этом фильме.

Я мечтал побывать в таких местах, как это, с самого детства, когда у меня не было практически никаких средств к существованию.

Это быстро надоедает — быть беспомощным и без гроша в кармане.

Когда мой дерьмовый отец умер, я вступил в дело и продал химчистку, на вырученные деньги посещая вечерние курсы по бизнесу, а сам, восемнадцатилетний, устроился на низкооплачиваемую работу в почтовом отделе «Sultans».

После получения диплома мне потребовалось пять лет, чтобы пробиться в руководящие кабинеты, и еще пять, чтобы стать правой рукой Али. Было утомительно устранять всех, кто вставал у меня на пути, но после печальной кончины предыдущего главного операционного директора я, наконец, добился своего.

Но не все они погибли напрасно. Они навечно увековечены на моей коже в виде рисунков.

Назовите это трофеями, если хотите. Напоминанием обо всем, чем мне пришлось пожертвовать, чтобы добиться того, чего я достиг.

Мой телефон снова вибрирует, и я опускаю взгляд: на экране мелькает Mamma.

Я сжимаю челюсти, мое тело разрывается между чувством долга поднять трубку и поговорить с ней и абсолютным страхом сделать это. Тяжесть оседает у меня в животе и опускается свинцовым грузом, когда я останавливаюсь посреди коридора, наблюдая, как огни загораются снова и снова.

В последнюю секунду я ставлю телефон на беззвучный режим, и тяжелое бремя сразу же сваливается с моих плеч, когда я отправляю её звонок на голосовую почту.

Она — это битва для другого дня. А до тех пор я крепко запру ее в тайниках своего сознания, где мне вообще не придется о ней думать.

Я не кладу телефон обратно в карман, вместо этого набираю цифру «1» для быстрого набора номера моего помощника Иэна.

— Босс.

У него высокий, дерзкий и грубоватый голос, который звучит так, что мне хочется заклеить ему рот скотчем и вырвать голосовые связки, пока он не превратится в немого щенка, которому запрещено лаять.

Если бы он не был так чертовски хорош в своей работе и так неизменно предан мне как в личном, так и в профессиональном плане, я бы, наверное, так и поступил. Но всегда полезно иметь кого-то под рукой, когда он тебе нужен, и я упорно трудился последние пять лет, с тех пор как Иэн¹³ присоединился, чтобы быть уверенным, что он мой. Никто в моей жизни не был таким преданным, а я вознаграждаю преданность независимо от её источника.

— Ты в офисе? — спрашиваю я его.

— Конечно.

— Я уже еду.

— Отлично, — прохрипел он. — Я буду здесь, если тебе что-нибудь понадобится.

— Мне нужно…

— Эй!

Мой голос обрывается на страстном вопле, и я останавливаюсь, оборачиваясь от того места, где я шел по коридору, мои брови приподнимаются, когда я вижу, как Ясмин ускоряет шаг, в ее темных глазах горит огонь, когда она догоняет меня.

— Я скоро буду, — говорю я, не отрывая взгляда от Ясмин, когда кладу трубку и засовываю ее обратно в брюки. Мои руки скользят в карманы, в то время как я покачиваюсь на пятках.

Она останавливается передо мной, скрестив руки на груди, отчего она поднимается и опускается в такт ее тяжелому дыханию. Мой взгляд скользит вниз, вспоминая, как затвердели ее соски, когда она кончала на язык другого мужчины, но я заставляю себя не поддаваться временной потере контроля.