PLAYLIST

Devil on My Shoulder — Faith Marie

Changes — Hayd

In the End — Beth Crowley

Boyfriend — Dove Cameron

Love Is Madness — Thirty Seconds to Mars (feat. Halsey)

Idfc — blackbear

Under the Influence — Chris Brown

Demons — Imagine Dragons

Girls Like Us — Zoe Wees

Infinity — Jaymes Young

Для тех, кто угождает людям. Иногда быть немного эгоистом — это нормально.

— Удивительно, на что способны влюбленные женщины. —

— АНОНИМ, АРАБСКИЕ НОЧИ

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА

Извращённое чувство — это мрачный современный роман. Это сказка для взрослых.

Это не фэнтези и не дословный пересказ.

Главный герой — злодей. Если вы ищете безопасное чтение с искуплением и превращением плохого парня в героя, вы не найдете его на этих страницах.

Книга «Извращённое чувство» содержит откровенные сексуальные сцены, а также зрелое и графическое содержание, которое не подходит для любой аудитории. Читателям рекомендуется проявлять осторожность. Я НАСТОЯТЕЛЬНО рекомендую вам читать вслепую

ПРОЛОГ

ДЖУЛИАН

Раньше моя мама давала мне выбирать то, чем бы она меня потом наказывала. Я пробирался через небольшой лесной массив у задней части нашего дома и находил самую маленькую ветку, какую только мог: достаточно толстую, чтобы заменить ремень, но от которой не было бы так больно, как от ремня.

Потом она избивала меня ей до крови.

— Будет только немного больно, piccolo¹, — всегда бормотала она.

После, она извинялась и приглашала меня на мороженое.

Малина в тёмном шоколаде. Её любимое.

Иногда я заслуживал порки. Я был мальчишкой, который бунтовал против идеи пойти по стопам отца и взять на себя бизнес химчистки, начатый с нуля моими дедушкой и бабушкой, когда они иммигрировали из Калабрии, Италия. В других случаях нужно было искать причину глубже.

Каждый раз, когда отец возвращался домой после насмешек и оскорблений со стороны клиентов, для которых он очищал одежду от пятен, он избивал мою мать до полусмерти. Наши стены были тонкими, и я ложился спать под звуки хныканья сломленной женщины и ругательств разъяренного мужчины. Я всегда знал, что вскоре после этого она придёт в мою комнату, её иссини-чёрные волосы, так похожие на мои, будут собраны в пучок, и на лице будет натянутая улыбка как и всегда, когда она приходила отыгрываться на мне.

Моя семья всегда была предсказуема — забирая власть у тех, кто слишком слаб, чтобы её удержать.

Возможно, именно поэтому я начал тайком наблюдать за занятиями хапкидо², которые проходили в конце нашего квартала. Я видел, как они тренируются и мне становилось интересно, каково это — быть таким сильным? Иметь такой контроль над противником, что ты не боишься, что тебе причинят боль.

Я представлял, как научусь пользоваться короткой палкой или посохом и изобью своего дерьмового отца, чтобы он никогда больше не смог прикоснуться к моей матери.

Если бы она обрела покой, может, и я смог бы.

Будет только немного больно.

Я выныриваю из воспоминания, позволяя ему улетучиться в глубины моего сознания, где я держу его крепко запертым, и выпрямляюсь, прислонившись к стене в тускло освещенной скрытой комнате моего дома. Пластиковый брезент, который я ранее повесил на потолок, покрывает пол, создавая кокон вокруг человека, привязанного к стулу в центре помещения.

Он тяжело дышит, этот звук сопровождается только шипением Изабеллы³, моего семиметрового питона, когда она скользит по его ступням и поднимается по ногам. Как только она добирается до его икр, он дергается, его некогда идеально отглаженный костюм насквозь промок от пота.

— Осторожно, — говорю я. — Ей нравится, когда ей сопротивляются. Это её возбуждает.

Я провожу ладонью по челюсти, трехдневная щетина грубая под подушечками пальцев, а затем я вздыхаю, тянусь в карман и беру свой изготовленный на заказ компактный металлический посох⁴.

Вытащив его, я нажимаю на кнопку сбоку, и он удлиняется до полного размера, серебряные концы мерцают на фоне черного металла. Я кручу его в руке, делая шаг к нему.

— Пожалуйста, — умоляет он.

Смешок вырывается из моей груди, пока Изабелла продолжает извиваться вокруг его тела.

— Твои манеры безупречны, Самюэль. Полагаю, это ожидаемо от сына богатого бизнесмена, — мурлычу я. — Но мне они ни к чему, — мои шаги затихают, когда я останавливаюсь перед ним, мои мышцы напряжены от предвкушения. — Ты знаешь, почему ты здесь?

Его брови хмурятся, мелкие бисеринки пота стекают по бокам его бледного лица.

— Я здесь только ради девушки, — хрипит он, его нижняя губа дрожит. — Они сказали мне прийти. Я…

— Девушка и всё, что к ней прилагается, оно моё, — говорю я, мои глаза вспыхивают. Я поднимаю посох вверх, резко вращая его вокруг себя, наслаждаясь страхом, проникающим в его темные глаза.

— Не волнуйся, — ухмыляюсь я. — Будет только немного больно.

1. ЯСМИН

— Он не выглядит больным.

Слова прорезают сквозь мою одежду и ударяют в грудь. Если бы меня не воспитывали так, чтобы я оставалась политически проницательной и радушной, я бы сорвалась и сказала что-нибудь невпопад, например…

«Включи голову, Дебби. Ты говоришь как клоун.»

Вместо этого я жую внутреннюю сторону щеки и беру свою воду, позволяя весу хрусталя в моей ладони и прохладной жидкости у губ заставить меня замолчать.

Кроме того, я уверена, что слова Дебби, молодой, блестящей жены губернатора Нью-Йорка, не были предназначены для моих ушей. А может, и были. Невежливо с её стороны, учитывая, что мы у меня дома, но полагаю, что не у всех из нас есть хорошие манеры.

Я прослеживаю за тем, куда устремлён её взгляд, вдоль всей длины обеденного стола, заляпанного эспрессо, пока мой взгляд не натыкается на голову моего отца, темная кожа которого выглядит бледной и изможденной. Глубокие мешки подчеркивают его усталые глаза, а фиолетовые пятна указывают на то, что он, на самом деле, очень болен. Но я полагаю, что для кого-то, кто не потратил годы своей жизни на запоминание мельчайших изменений каждой черточки его лица, он может выглядеть просто усталым. А для человека, который владеет и управляет многомиллиардной империей, контролирующей большую часть мировых драгоценностей, усталость — это синоним нормы.

Уверена, он будет рад тому, что люди не видят изменений в его здоровье.

Ревность сжимает меня изнутри, и на мгновение мне хочется поменяться местами с кем-нибудь ещё в этой комнате, с кем угодно, если только это будет означать, что я смогу притвориться, что с ним всё ещё всё в порядке.

Тилапия из нашего последнего блюда грозит снова подступить к горлу, тошнота скручивает желудок, потому что я знаю, что моё желание невозможно исполнить. Может быть, они и не видят разницы, но я вижу.

Я вижу это по тому, как скованны и неестественны его движения, словно его кости покрыты бетоном, от которого он, кажется, не может избавиться.

Я вижу это по тому, как он поджимает губы, когда думает, что никто не видит, по тому, как он впитывает мелкие несущественные детали, которые мы все каждый день принимаем как должное.

И больше всего я вижу это в его отсутствие, каждый раз, когда он запирается, избавляя меня от необходимости наблюдать, как радиация и химиотерапия прожигают его вены, уничтожая всё на своем пути.

Вот что делает рак. Он разрушает тебя изнутри, не заботясь о том, кто ты такой. Не имеет значения, держите ли вы весь мир у себя на ладони или то, что у вас денег больше, чем у Бога.